Каждый раз меня по трещинам выискивая,
Ты бранила меня, альпинистка моя.

Лидия сбилась с ног, разыскивая то Милешицу, то Бохаславу. Ни та, ни другая показываться на глаза нерасторопной монашке не желали, и словно весь мир ополчился против сестры Еег, успешно до сих пор отыскавшую на свою голову выговор за неубранное рабочее место. Девушка просто заработалась прошлой ночью, почти до утра взбалтывая смесь в пробирке, и совершенно без сил свалилась спать прямо там, за столом. А по утру, услышав нелицеприятные эпитеты по поводу чистоты в душе и теле, Лидия начала уборку, по обыкновению своему - неторопливо и основательно. Для начала смела в мусор обрезки плюща, разросшегося настолько, что он стал душить соседей по грядке. Затем почистила дорожки в теплице, в которых, похоже, сорняки лежали вовсе не со вчерашнего дня, и датировались более ранней неделей. На третий черед сестра Еег самозабвенно, а значит, ничего вокруг не замечая, почистила террариумы и надо же... Спустя лишь каких-то пару часов она обнаружила, что в одном из них отсутствует квартирантка. Лидия обыскала все - каждую полку, каждый ящик, каждую грядку. Но Милешица, любимая пестрая эфа из Иордании, пропала. Пока ее обитель драили и отчищали от кусочков слинявшей кожи, Милешица непостижимым образом просочилась мимо Лидии. Что с этим делать, девушка думала довольно долго. Самое печальное, что сестру Еег определенно точно накажут за такое попустительство. А значит, змею необходимо отловить в исключительно краткие сроки. Не хотелось бы, чтоб кто-то из сестер пострадал от укуса этой красавицы.

И надо же, какой выдался напряженный день - во время поисков Лидию выловила сестра Вероника и сообщила, что аббатиса желает, чтобы Лидия составила компанию заезжему инквизитору. Звучало это, конечно не так, но в сухом остатке Лидия получила короткое и ясное поручение быть Щитом для Меча Господня, и остальное девушку не волновало. То есть, ее, конечно, совсем ничего не волновало, в том числе и сбежавшая гадюка, но если говорить по существу - Лидия готова была выполнять свой долг в любое время дня и ночи, и неважно, кому именно требовалась помощь. В данном случае помощь требовалась сестре Бохаславе, и ее-то Лидия искала. Почему-то спросить, где именно искомая монахиня присутствует, Еег позабыла. А стоило: церковь с прилегающей территорией вместе составляла не столь малую конструкцию, и едва ли инквизитор ждала Лидию прямо за этим углом... Да, там ее нет. Как нет и за следующим.

Вот и получилось так, что искать теперь требовалось и гадюку, и сестру Бохаславу. Лидия очень надеялась, что сумеет сделать и то, и другое как можно быстрее. Ее предупредили, что Дамаск может быть нетерпеливой.
Когда в очередной раз были исследованы кусты барбариса возле забора, монахиня почувствовала, что притомилась и утерла пот со лба. Нелегкое дело это, искать сестер и змей одновременно. С рогулиной в одной руке Еег кралась по траве и высматривала малейшее шевеление темно-коричневой шкурки. Как не хорошо, что сбежала именно она, ведь привезенная из далекого арабского государства чешуйчатая могла натворить немало дел в церкви, буде она достаточно проворной, чтобы заползти внутрь. А она была, Лидия готова поручиться за превосходные поползновенческие качества своей питомицы.

С одной стороны бежать бы к сестре Бохаславе, уж вестимо заждалась она навязанную напарницу. А с другой - оставлять гадюку на свободе, пожалуй, менее безопасно, чем прогневить карающую десницу Божью в лице упомянутого инквизитора. Лидия прямо разрывалась от сомнений и мечущихся мыслей. Долг звал, и звал настойчиво, но нежелание стать виновницей чьей-то гибели от укуса эфы тянуло бедную монашку вниз.
В самый низ, прямо к траве. В итоге сестра Еег по пояс увязла в зарослях барбариса, едва ли не вынюхивая пропажу подле земли.

Отредактировано Lýdie Yeyeg (2015-09-12 14:27:26)

Если хилый - сразу в гроб.
Сохранить здоровье чтоб, применяйте люди обтирание.
- Ты что-то потеряла, сестра?
- Не "что-то", а кого-то.., - рассеянно откликнулась монашка.
Голос сверху раздался неожиданно, но достаточно мягко, чтобы Лидия не собрала макушкой барбарисовые ветки, слишком резво подскочив на месте. Девушка была уверена, что рядом никого не было, и лицо, смотрящее на нее сквозь мельтешение кустов в первую очередь вызвало у сестры Еег желание перекреститься. Хотя она этого не сделала. Вместо пустых проявлений удивления, Лидия выбралась наружу задним ходом и уселась на колени, взглянув на вполне себе живую и настоящую женщину с седыми волосами, придающими ей неуловимый оттенок старости. При молодом лице это выглядело странно. Впрочем, вампиры же ходят, и не жалуются... Вот и Лидия не жаловалась, а во все глаза смотрела на незнакомку. Потом она спохватилась и вспомнила о заданном вопросе, но ответ решил прийти сам собой. Приползти.
Лидия наклонила голову, глядя на то, как Милешица сонно обвивает ногу в сапоге. Для ядовитой змеи она была достаточно крупной. А колкие чешуйки, плотными ромбиками облепившие изгибы, делали гадюку похожей на бумажную. Она даже издавала какой-то сухой, бумажный шелест. Из маленькой щелки под ноздрями вынырнул проворный язычок.
На последующую реплику о возможной ядовитости Милешицы сестра Еег согласно кивнула:
- Echis coloratus, одна из самых токсичных представителей рода эф. Ее яд вызывает анемию, может стошнить. Желательно не получать ранения после укуса, кровь... сворачивается плохо. Обычно это не опасно для жизни, если вовремя ввести антидот, - Лидия заметила движение руки к поясу и, позабыв про рогулину на земле, протянула руку и схватила полутораметровую змею под горло. Эфа тут же изошла шипением, как вода на раскаленной сковороде, и обвила руку Лидии плотными кольцами. Пасть она растопырила, обнажив острые клыки, но девушка только успокаивающе погладила питомицу по голове, с сочувствием заглядывая в глаза-бусинки, разделенные черной стрелой зрачка. - Нет-нет, этого делать нельзя. Мне не так часто поставляют новых особей, не хотелось бы... Да вы бы не погибли из-за нее. Как правило пестрая эфа впрыскивает яда около девяти миллиграмм, но сегодня в ней нет и одного.
Сестра Еег подняла взгляд на монахиню и показала ей разверзнутую змеиную глотку. Даже потыкала пальчиком в клык:
- Я прошлой ночью сцедила яд, он не успел скопиться. Но если бы она заползла в какую-нибудь щель, я бы ни за что ее не сыскала. И тогда бы она могла принести кому-нибудь вред. Спасибо, что помогли найти ее, я вам очень благодарна.
Лидия поднялась и отряхнула свободной рукой коричневое платье, распрямившееся ниже колен. Из волос была выужена веточка. Гадюка тем временем уже успокоилась, смирившись со своей участью, и теперь плавно, гипнотизирующе вила узоры в воздухе своим гибким телом. Толщиной она была с запястье самой Еег. А когда медленные движения выправили ее в полную длину, то хвост затерялся в траве. Просто Лидия была не очень высокой. Пришлось подхватить эфу поперек туловища второй рукой. Но змея ни секунды не находилась в покое, беспрестанно перетекая сквозь кулак на локоть и ниже, к земле, на волю.
- Тише, малышка, это моя вина. Тебе стало холодно, и ты отправилась искать теплое местечко...
О, самое время вспомнить, что она здесь не одна. Лидия будто впервые увидела седовласую монахиню, озарив ее чистым незамутненным взглядом а ля "А вы все еще тут?".
"А она выглядит боевой", - решила Лидия, задержав взор на переносице, рассеченной застарелым шрамом. Пожалуй, Еег рановато принялась именовать незнакомку сестрой, на монахиню женщина была похожа так же, как Лидия на свою ползучую любимицу.
- Я могу чем-нибудь отблагодарить вас... сестра? - все еще не определилась девушка с обращением. Но после вопроса не осталось даже малейшей паузы, Еег издала почти беззвучное "ах", сродни спонтанному возгласу человека, позабывшему поздравить троюродную кузину прошлым летом, - но только позже. Меня ждут. Меня зовут Лидия, и если вам понадобится что-то, отыщите меня в церкви утром.

Вот уже третьи сутки, сбежав из дома, словно маленькая девочка, Морана бесцельно скиталась по городу, то и дело проваливаясь во мрак, но, кое-как, ловя ускользающее сознание за вздыбленный хвост. Она даже понимала, что происходит, но отказывалась с этим смириться. Вопреки собственной убежденности в готовности к самопожертвованию, та, кого в человеческой жизни нарекли Мирой, отчаянно цеплялась за существование. Но, час за часом, уступала силе, значительно превосходящей её собственные.
Черные щупальца чужого разума, тихий шепот над самым ухом - всё, чем ты обладаешь, было дано тебе лишь на время. Да, на добрую тысячу лет - но и этому приходит конец. Века вседозволенности и силы. Сражения, дни покоя, кровавые трапезы. Улыбка Мокоши, когда она произносила это проклятое имя - Морана. Матерь смотрела на дочь, и видела в ней совсем другую Первую. Теперь вампир понимала всё это.
Она знала, что станет сосудом. Но и не мыслила, что отнюдь не Воля займет эту оболочку, когда настанет время. Напротив, Матерь готовила вместилище для другой, для давно утраченной души, лелея и прощая проступки непутевой Дочери. Черна терпеливо ждала, когда Мара войдет в полную силу, когда это тело сможет совладать с истинной Первой.
И вот сейчас, на пике своих возможностей, вампир могла осознать всю глубину коварства женщины, ради которой была готова на всё. На всё, кроме как уступить своё место сопернице.
Однако, сопротивление тщетно. Пока Мара, забыв о пище и отдыхе, бродила по Праге в попытках не даться в липкие лапы тьмы, та, Другая, наступала. Она отравляла плоть и разум, ввергая в безумие, она продолжала шептать о своих старых ранах, о чудовищных битвах, и великой связи, которых никогда не ведала её жалкая последовательница. О верности, о мире мертвых, о древних временах. Её слова давили со всех сторон, упрекая, раня, откалывая от личности по куску.  Она уверенно побеждала. Происходящее было совсем непохоже на шепот других мертвых - эта душа вгрызалась в сознание, заявляла свои права, подавляла, вытесняла, демонстрируя, при этом, силу спокойную и мрачную. Как-бы говоря - я бы пришла с миром, будь ты сговорчивее. И тем сложнее было бороться.
Но ошибся тот, кто, выследив ослабленное дитя ночи, принял Мору за легкую добычу. Например, те бестолковые вампиры из противоборствующего клана, что посчитали хорошим планом заманить её в святыню и там попытаться убить. Что могла сделать кучка неофитов, пожелавших выслужиться перед своей матерью - ей, пускай и мучимой телесно и духовно, но всё же - Первой? На что надеялись эти отребья? Озлобленная и разгневанная, она не пощадила никого. Разорванные тела вампиров остались лежать там же, где они надеялись убить дочерь Анимус.
И всё же, шел уже который день без пищи и в состоянии постоянного противления, что сказалось на Моране. Первая была измотана, глубоко ранена в бок и куда более уязвима, чем до встречи с заговорщиками. И, хотя ей стоило отлежаться в каком-нибудь подвале, а потом, смирившись и приняв судьбу, вернуться к Матери, она поступила иначе. Движимая голодом и нежеланием уйти в небытие, едва ночь приняла Прагу в свои объятия, вампир вышла на охоту.

Отредактировано Mara Černá (2015-09-16 12:38:50)

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,-
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

Город напрягся, встал на кончики пальцев. Кто хотел - уснул, кто жаждал - вышел на охоту. Лидия не моргая вглядывалась в сеть переулков и улиц, змеями вьющихся от площади в спальные районы. Она одна посреди открытого участка, на виду у всякого, кто пожелает найти себе жертву посговорчивее. Но монахине не было страшно, она стояла возле фонтана и ждала, прекрасно зная, что является удобной целью. Лидия была готова встретиться лицом к лицу с врагом. Хотя для начала не помешало бы встретиться с сестрой Бохаславой. Сложно судить без часов, задерживается Меч или нет. Но Лидия слушала спокойные  удары сердца в собственной груди, отсчитывая секунды, и отчетливо понимала, что встреченную в церкви женщину она не дождется. А значит, случилась беда. Сестре Бохаславе требуется помощь, и Лидия должна немедля ее разыскать.
- Вот только как, - задумчиво пробормотала девушка, покружившись на месте. Но улочек было столь много, что можно заблудиться. Идти проверять каждую в отдельности - это до утра. Черноглазый взор монахини опустился на ребристую поверхность воды.
И Лидия неторопливо опустилась на землю, уперев колени в жесткую мостовую. Даже сквозь теплое платье ощущался каменный холод, жадно впившийся в кожу сестры Еег. Она сложила ладони и прикрыла глаза. Вся обратилась в слух. Неслышная молитва ручейком оплела сознание Лидии, отсекая всякое волнение и посторонние мысли.
Сквозь эту пелену донесся до девушки тихий звон клинка, обнаженного по душу Нечистого. Лидия открыла глаза и посмотрела в ту сторону, куда звала ее сила Щита. Защитить, уберечь, спасти - словно сомнамбула, сестра Еег поднялась и всмотрелась в зовущий переулок замутненным взглядом.
Что-то страшное зашевелилось в воздухе. Разрисовало его неслышными стонами и отчаянием. Стены домов полнились липкими нотами сонмов, не живущих, но восставших в подобие жизни, отвратительной, как сам грех убийства. Город видел сотни, тысячи смертей, война устроила настоящий мировой пир крови и ужаса. Лица погибших невидимыми масками отпечатались на кирпичах, а крики их до сих пор вьются в воздухе перепуганными птицами, цепко задевая коготками души тех, кто готов их слушать. Лидия бесшумно выдохнула, сжимая сверток у груди. Она чувствовала, как рождается поблизости черная магия. Губы зашевелились, на автомате произнося Символ Веры. Пальцы сплели перед лицом крест.
- ...распятого же за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребенного...
Волна тлена, ринувшаяся из ниоткуда, задрожала и выпростала наружу искаженные лица неживущих. Но Лидия, явившись за спиной сестры Меча, размашисто окропила видавший сапоги и гусеницы камень темной в сумерках кровью. Россыпь алых бусин впиталась в ненасытную землю, как в свежую, не испачканную раной солдата вату, и призраков на пути встретил шквал гудящего ветра. Впрочем, неслышного уху обычного человека, не способного видеть корчи истерзанных бесплотных мертвецов.
- Я Щит Духа Святого, Господа, подающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равно со Отцом и Сыном.Ты дал нам пречистое тело Твое и кровь, чтобы мы вечно жили с Тобой, и были там, где Ты пребываешь, и видели славу Твою.
Сестра Бохаслава в боевом азарте прекрасна. Не отстает в диком очаровании и ее соперница. Но Лидия была сосредоточена только на обороне, не прекращая молитву. И взор ее был застлан безумством черно-багровых красок Смерти. А на ладони болезненно пылал порез от туповатого ножа, прихваченного Щитом из церкви.
Девушка подняла взгляд на рассыпающихся тревожным туманом призраков. Необычное зрелище. Лидия впервые останавливала подобную атаку. Еег было печально за эти непогребенные и неотпетые души, но живые сейчас важнее. Сестре Бохаславе требуется ее сила.
- Я защищу тебя, сестра, - безотчетно пообещала девушка, сжимая кулак и стынувшую в нем рану.

Отредактировано Lýdie Yeyeg (2015-10-08 12:32:08)

-Ещё рано, - шептал голос в голове, будто бы насмехаясь. Рано для чего? Для смерти от рук Меча и её маленького Щита? Право, довольно забавный конец, как для создания, прожившего на земле несколько веков. -  Рано, потому что ты ещё не до конца погрузилась в бездну отчаянья, и не готова уступить мне, -внутренний диалог приобретал уже совершенно шизофренический окрас. Мара поморщилась - какая ирония, всюду её ждет только смерть - смешной, но вполне ожидаемый итог для истинной дочери Анимус. Однако, была ли она таковой?
Задумываться об этом не было времени. Призванные души, полные страданий, полоснули по сердцу вампира невероятной яростью старых лет, но отхлынули перед силой Щита, будто прячась за спину Мораны. Стоны чужой боли заполонили сознание, и женщина с непривычным усилием заставила их замолчать. Не сейчас.. Если бы только эта маленькая монашка не прибежала на помощь, некромантка сумела бы разделаться с Мечом. Видимо, ей придется отступать - биться в полную силу она не могла..
Но потревоженные души зашептали на один лад, что путь за её спиной ведет в тупик, после вновь моля о упокоении. Казалось, эти полупрозрачные тени истлевают, готовые обратиться в призрачный прах. Истощенная же Черна могла лишь вернуть их запятнанной кровью земле - чтобы отдать мстительных духов миру мертвых, понадобилось бы слишком много сил и времени. Ни того, ни другого, сейчас она не имела.
Души с новым истошным стоном ушли под камни мостовой, а вампир чуть покачнулась, по ощущениям, почти готовая последовать за ними. Теперь и уворачиваться от атак она вряд ли сможет.
- Надо же, церковь уже и детей набирает. Что дальше? Будете вербовать наших неофитов? - Смех анимуса не был веселым, она даже не пыталась прикрыть усталость наносным благодушием. От монахинь веяло жаром благодати, испепеляющей таких, как Черна. - Ох уж эти ваши святые побрякушки-мечи и фокусы с кровью. Это как-то не духовно. Немного напоминает язычество - я знаю, о чем говорю, присутствовала при его закате, -  сложив руки за спиной, она очень ненавязчиво сделала шаг назад, в мгновение ока оказавшись на несколько метров глубже в проулке, и улыбнулась противникам. Привалившись плечом к стене, брюнетка будто немного мечтательно закатила глаза, в самом деле пытаясь собраться с последними силами, и дивясь тому, как её подкосил небольшой прыжок.
Всего несколько метров. Нехорошо.
- А хотите секрет? Вас никто не ждет в царстве божьем. Ваши души будут гнить вместе с телами, глубоко в земле. Билетики на небеса достаются только избранным, и вшивые пешки церкви в их число не входят. Потому что вы делаете грязную работу. Никто не любит чернорабочих, но я вижу, вы в курсе, - Всё, что сейчас оставалось Моране - язвительная речь и нож в рукаве. В данный момент она была не сильнее обыкновенного человека, слишком поистратившись на призыв духов, в то время, как дуэт меча и щита превосходил человеческую силу в несколько раз. И всё таки, вампир не собиралась сдаваться. Дочь Воли может и была простой заменой, но, всё же, оставалось Первой среди сестер, и последней - на поле боя.
- Позвольте представиться - Мара, говорящая с мертвыми. Желаете поболтать?

Отредактировано Mara Černá (2015-09-28 10:46:27)

Нежная Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек.
- Не всякое благо, что творится - от молитв, но всякое зло - от слабости и несовершенства людей. Не проси от Бога слишком многого, вампир, он дает нам возможности, но не он вкладывает инструмент в человеческую руку.
"Враг попирает меня, и озлобляет, и поучает всегда творить свои хотения; но ты, Наставник мой, не оставь меня погибать."
Она завороженно смотрела за молниеносными и четкими движениями сестры Бохаславы. Лидии впервые довелось наблюдать работу инквизитора своими глазами. Знала она, как сражаются сестры Мечи помладше и менее опытнее. Но беловолосой женщиной руководила такая пылающая вера и праведная ярость, что ее можно было осязать. И даже видеть. Алые всполохи святой силы, росчерками жгущие взор, обрамляли свирепые, почти звериные броски сестры Бохаславы. Что заставляет ее быть такой неистовой в сражении с вампиром? Даже черная женщина Мара на долгие секунды замолчала, противоборствуя страшному натиску. Монахиня шептала молитвы и смотрела, как меч вгрызается в мертвую плоть, вырывая крик из уст кровопийцы. Скорее всего, это очень больно. Лидия не возьмется утверждать. Зато она не переставала испытывать к вампиру нечто вроде сочувствия.
- Скоро все закончится, - голос, граничащий с ласковой заботой матери, пообещал загнанной нечисти покой и умиротворение. Нужно лишь склонить голову под святой клинок. - Все будет хорошо...
Она действительно успокаивала вампира. "Простите, уважаемая пани, но мы обязаны убить вас", - скрывалось за тихими словами Щита Господа. Мучения Мары страшны, и возможно, незаслуженны, но через испытания тела душа приходит к просветлению. Чтобы сократить анимусу пространство для маневра, монахиня сделала шаг вперед. И еще один.
- Взываю к Гласу Твоему, скорый в заступление и крепкий в помощь, предстани благодатию силы Твоея ныне, и благословив, укрепив Щит Твой.
Сестра Еег с равнодушным лицом посмотрела на подпирающую стенку Мару. Ее эмоции взывали к мертвым, но на земле, освещенной кровью, им не было места. Беспокойные духи могли сколь угодно метаться и биться о барьер Веры, но не достать их холодным рукам до охраняемого Лидией Меча. Все свои силы девушка направила на сбережение сестры Бохаславы, позабыв о себе самой. Что ей, Щиту, бояться за свою жизнь, когда не она, а храбрый и сильный инквизитор бьется со злом, не щадя живота. Лидия бы хотела помочь воительнице, но все, что она могла - это марать порезом крестик в стиснутой ладони, читать молитвы и жалеть безумное создание, которому наверняка пришлось столкнуться в слишком долгой жизни с многими невзгодами.
Но все, похоже, должно закончиться прекрасно, без потерь. Одной быстрой атакой сестра проломила хрупкую вампирскую оборону, и осталось лишь добить раненного черного зверя, чтобы он наконец успокоился и перестал страдать.
- Покайся, - предложила девушка, заглядывая в лихорадочно блестящие глаза врага. Что бы ни творила эта бедная падшая душа в прошлом, она имеет право на последнее слово и на свечку за упокой под крышей церкви. А может, она хочет что-то передать своим друзьям и родственникам напоследок? Правда, Лидия засомневалась, что они у Мары живы. А неживым друзьям и родственникам Еег сможет передать соболезнования разве что в компании с отрядом Мечей и Щитов. Что довольно некрасиво было бы со стороны монахини.

Отредактировано Lýdie Yeyeg (2015-10-08 15:30:48)

Боль уже стала частью неё, её сознания и самого существа. Терзая тело и дух, она будто подгоняла, вторила тихим причитаниям Щита, и сжимающемуся кольцу освященной местности. Холодные камни мостовой, пропитавшиеся скверной вампирской крови, жгли кожу ледяным огнем, что проникал глубоко в вены, с кровью разъедая нутро. Пылал и изможденный разум, приближающийся к границе тьмы.
Тогда и шепот пришел вновь, почти ласково взывая к смирению.
Упрямое и нерадивое дитя, ты предпочтешь умереть от меча монахини? Сколько сотен лет твоё упрямство сходило тебе с рук, ты так привыкла противиться чужой воле, что не видишь истины. Я твоё начало и твоё благодарное продолжение, так уступи судьбе..
Лезвие одним чистым ударом отсекло руку женщины, и из дрожащей груди вновь вырвался душераздирающий крик. Лужа крови стала ещё больше - удивительно, кто бы мог подумать, что в вампире может быть столько этой жидкости?
Уступи, дочь Анимус. Это путь твой, того хотела наша любящая Матерь. И смерть твоя не будет концом, как если ты глупо падешь от рук последователей ложного бога.
Женщина подняла потухшие глаза на зависший над ней меч и тут же прикрыла веки. Это действительно было концом, её жизнь исходила на нет с каждой секундой. Она никогда не была истинной Анимус, её духом владела жажда жить, биться, быть любимой и уникальной для Мокоши. Мира, как звали её при жизни, вовсе не Мара - так и не выросла, оставшись ребенком, попросту обозленным на толпу зевак с факелами. Нашедшим Мать и защитницу, и столько лет жившим в благостной иллюзии.
Когда по щеке вампира прокатилась единственная слеза, душа Миры, знахарки и язычницы, прожившей на века больше отведенного, навсегда покинула мир живых.
Ушедшая достойно, я не забуду тебя. Матери расскажу я о любви твоей, что победила слабость духа.
Всё это - и внутренний монолог Первой, и гибель тысячелетней души - случилось за считанные мгновения. В следующую секунду, глаза открыла уже совсем другая женщина.
- Я Морена, дочь Мокоши, и предки твои почитали меня, как ты почитаешь своего Бога. Не от твоих рук мне суждено пасть, человече, - разительная перемена произошла с голосом, ставшим более низким и спокойным, и лицом, с которого пропали следы мук и каких-либо эмоций. Будто ослабленное тело было костюмом не по размеру, всего лишь вместилищем той силы, что давно не видел ни один из живых.  Раны её перестали кровоточить, Мора поднялась с мостовой ничуть не страшась оружия, и прошептала Мечу:
- Сгинь, - лишь одной рукой, с не дюжей силой отталкивая вооруженную монахиню, и заставляя её отлететь на несколько метров. Её взгляд уперся в Лидию.
- Не мешай мне, дитя, - не злость звенела в её голосе, досада от того, что приходилось марать руки. Схватив нож из отрубленной руки, она тенью устремилась к Щиту Господню, не медля и нанося три точных удара - в плечо, живот и бедро. Орудуя единственной конечностью так ловко, словно не было у неё ран, словно сворачивающая нутро боль была лишь мизерна, а монашеская кровь не шипела на коже едкой кислотой. Методично и равнодушно, как воин, чьим призванием всегда была битва.
- Твоя вера не остановит мертвых, потому что воля моя сильней, - она не злорадствовала и не хвалилась, просто говорила, добиваясь одного - чтобы Щит ослабла. Затем из её уст раздался тихий шепот на давно мертвом языке.
В следующий момент случилось сразу несколько событий - души, призванные мучениями падшей Анимус, десятки и даже сотни, будто взбесились и начали биться о святой барьер, стремясь к Маре. Жуткий вой огласил окрестности, поднялся ветер и наконец призраки прорвали оборону, наполняя воздух переулка своим присутствием. Это и была сама Стихия Смерти, чей тлен мог почувствовать любой, случайно оказавшийся на улице. Это была сила Мораны, но только духа её, тогда как тело готово было испустить последнее дыхание и просило о пощаде.

Отредактировано Mara Černá (2015-10-12 12:08:12)

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Она очнулась только на третьи сутки, и тут же попыталась вскочить с кровати, чтобы... чтобы что? В первую секунду Лидия решила, что ей нужно покормить змей. Во вторую, что защитить сестру Бохаславу. А в третью она прочувствовала всю прелесть быть истыканной ножом и морщась осела обратно на койку. Растревоженная рана на животе заныла под плотной нашлепкой компресса, и девушка подумала, что немного полежать не помешает. Она уставилась в потолок и стала искать в неровностях известки невидимые узоры, вспоминая, что произошло там, в глухом тупике после того, как вампир неожиданно прыгнул на нее, хотя буквально секунду назад был при смерти и ждал последнего удара инквизитора?
Пальцы невольно щупали края повязки, но когда Еег захотела заглянуть под нее, в келью вошла сестра и решительным образом пресекла попытку Щита себе навредить.
- Еще рано. Лекари тебя выходили, их дар поможет тебе отойти от ранений гораздо быстрее, но вставать тебе еще нельзя.
- А сестра Бохаслава... тут?
- Сбежала она, как только тебя отдала.
- Жаль...
"Надо бы поблагодарить ее. Но где ее теперь искать?"
И хотя Лидии строго настрого запретили покидать лазарет до полного выздоровления, уже на следующий день сестры хватились ее и сбились с ног, разыскивая по всей территории церкви. Лидия очень удивилась, узнав об этом - она не могла быть нигде, кроме серпентария, и не ясно, почему в первую очередь ее не искали там. Да и вообще, зачем ее искать? Ей уже не требуется круглосуточный уход, да и ходить она уже может самостоятельно. Глядя на то, как девушка, опираясь на костыль, пытается одной рукой перенести поилку и не расплескать ее содержимое, монахини дружно вздохнули и махнули на Лидию рукой. Горбатого исправит могила, ну а если сестре Еег станет хуже, сама виновата: ее предупреждали, и не раз.
Лидия не могла лежать без дела, ей требовалась деятельность. К тому же, у нее множество очень привередливых к уходу питомцев, загубить серпентарий просто потому что одна рука у нее поднимается с трудом, Щит не могла. Ни в коем случае. Заодно за работой можно было забыться и не переживать по поводу тяжелого камня на сердце, Лидия больше всего сокрушалась именно из-за невозможности ответить на доброту Бохаславы и сказать свое "спасибо" за спасение. Если бы не она, Лидия бы уже была мертва. И ладно бы погибла только она. От нее зависит по крайней мере десяток невинных змеиных душ. Кто бы ухаживал за ними, если бы Лидии не стало? Так что сестра Бохаслава спасла не только слабого и негодного к бою Щита.
Очень печально, что сила Еег никак не помогла инквизитору в этой битве, но ничего с этим уже не поделать. Что свершилось, то свершилось. Главное, что Меч осталась цела, сестры не заметили на ней каких-то серьезных ран. Значит, можно считать, что долг свой Лидия исполнила. Не идеально, но в довольно близком приближении. На собственное состояние монахине было уже все равно. К тому же, она по-прежнему могла ухаживать за серпентарием и смешивать в мензурках спиртовые растворы с ядами, это не требовало от нее больших усилий. Дар сестер-целителей воистину творит чудеса, Лидия не только не умерла, но и стремительно набирала силы, глубокие раны утягивались в розовые шрамы, оставляя о себе только воспоминания.
Помимо собственной неблагодарности тяготило Лидию и другое. Будь на ее месте сестра Бохаслава, что бы тогда могла сделать Лидия? Не донести инквизитора, ни вылечить она не способна. Какой толк от святой крови, если она не может исцелять? Подавая Милешице поилку, девушка с отстраненным видом плеснула туда красную каплю, наблюдая, как кровь растворяется в чистой дождевой воде, и поставила ее в террариум.
Пожалуй, для Лидии все вернулось на круги своя. А когда костыль был отставлен в сторону, то мир и вовсе как будто забыл об этом эпизоде, подарив монашке как никогда спокойное существование. Наверно, даже слишком спокойное.