◊ Возраст: - внешний: 30 - реальный: более 5000 ◊ Принадлежность: Вампир; ◊ Должность: Матриарх; ◊ Специализация: Maleficar; ◊ Профессия: Хранительница клана.

by_tobiee

Некоторое кажется вечным - вполне можно подумать, что Матриарх Малефикаров застряла в одном времени, как и то, что она была уже примерно тогда, когда появилась сама ночь. Однако даже у неё есть своё прошлое – когда-то Ламия была среброволосой красавицей с чистым взглядом прозрачных ясных глаз, но это было настолько давно, что стало неудобной неправдой, как и её прошлое имя, талой водой утёкшее в вечность. Теперь её волосы налиты багрянцем и тяжёлыми прядями спадают на плечи – попробуй сжать в кулак, и между пальцев кровавыми струями просочатся гладкие, упругие пряди,  которые не смогла заплести ни одна Дочь. Таким же кровавым глубоким цветом наполнились и глаза Матриарха, и их взгляд оставляет во рту вязкий дубовый привкус прожитых тысячелетий.
Лицо Ламии хищное, с неуловимо проглядывающей скверной в его чертах. Оно выделяется выразительными скулами, острыми линиями широкой челюсти и крупными, тёмными губами, контрастирующими с бледной кожей, но при этом оно остаётся женственным, не выглядя грубо. Мать часто смотрит с спокойной насмешкой – к себе ли, или окружающим, иногда со скукой, но на своих Дочерей - всегда с любовью.
Она не высокого роста, и её фигура не выглядит хрупкой – широкие крепкие бёдра, тяжёлая грудь, округлые плечи. Двигается всегда плавно, уверенно, избегая суетливости и резкости движений. Говорит вкрадчиво, негромко, почти ласково – голос Матери низкий, приятный. Тёмные одежды с длинными тяжёлыми тканями подчёркивают статус Матриарха – Ламия считает естественным такую демонстрацию.

«Старая гадюка слишком долго ползает на этом свете», думают они. Мне вовсе не нужно быть одной из этих вечно лезущих тебе в голову saporum, чтобы понять, что у них в головах. Думают, что я прихожу на Вечера, только чтобы дремать, спихнув все решения на Первую, и уже не вижу этих насмешливых взглядов и дерзости, что прячется у них в уголках губ. Кто-то из совсем молодых уже начинает предполагать, что я вскоре и вовсе испущу дух, и на следующую встречу явится уже другой Матриарх.
Наивная падаль.
Знает ли кто-нибудь из них, с чего всё начиналось? Могут ли они как я знать, каково это, падать с небес в пропасть, и даже оттуда быть изгнанной? Предательство, до смерти не выносимое предательство. Черна, да, Черна помнит. Я видела её взгляд – это те же глаза, что когда-то смотрели в Бездну.
Первая наклоняется и пытается что-то спросить, но я лишь раздражённо отмахиваюсь рукой. Она прекрасно справляется, пусть и уступает по возрасту своей предшественнице.
Кто-то считает, что я специально делаю из дочерей послушных марионеток, искусственно вызывая Узы. Они не понимают нашу связь – любовь в сердце моих Дочерей лишь часть того чувства, что я испытываю к ним в своём сердце. Я помню каждое вскормленное мною Дитя, и моё сердце с такой же силой до сих пор кровоточит по тем, кого я из них потеряла.
До той войны я не была так безразлична к этим светским беседам.
До той войны у меня была другая Первая.
Я затихла – но это не безропотное повиновение. Просто сейчас время выжидать и готовиться. И в этот раз уже не будет никакого Договора, потому что мы не повернём назад. Я не соглашусь на меньшее, чем уничтожение всей этой лживой религии и всего мира для моих Дочерей. Люди должны с радостью идти на жертвенник, чтобы стать для них пищей, и без сомнений выколоть себе глаза, если это того потребуются.
Потому что тёмные боги вовсе не умирают, если о них забыть.

Когда-то я любила – любила безумно, Создателя, Сына Его и Братьев и Сестёр своих. Поэтому, когда в сердце одного из нас закралась горькая обида, моё сердце разрывалось от сострадания, и я встала на его сторону. Я считала, что так будет правильно.
За непокорность меня прокляли, и теперь меня ждёт огонь вечный, в ответ на свою любовь я получила предательство. Меня изгнали на чужую мне землю, и там я была вынуждена прятаться от слишком яркого солнца. В моём сердце больше не было любви, и всё, что я чувствовала – пустота и сосущий голод. В насмешку или в назидание моё существование теперь стало привязанным к людям, и мне приходилось отбирать текущую в них жизнь и частицу Создателя, чтобы суметь поддерживать свою.
Вскоре люди начали бояться следящих за ними в ночи хищников, которые были гораздо ненасытней и опасней тех же волков, и тогда они решили задобрить их поклонениями и жертвоприношениями. Мне поклонялись, как поклоняются тёмным богиням, чей гнев способен принести опустошение всей земле. Я утолила свой голод, и обнаружила, что моя связь с кровью была сильнее, чем у других Предвечных – кровь была пищей моей и страстью моей, она шептала мне свои тайны, и я могла звать её за собой, где бы она ни находилась.
Но внутри меня всё ещё была пустота.
Я не могла полюбить людей, как пастух не может любить свой скот, так и сестёр, внутри которых была такая же трясина, что не может дать ничего взамен. Я погубила немало красивых женщин, желая разделить с ними своё проклятие, пока, наконец, не был найден последний необходимый для ритуала компонент, и вскормленная кровью из моего рта Первая не раскрыла глаза, словно выбравшаяся из смертной куколки бабочка.
И тогда я полюбила.
Мы не жили среди людей, но всегда были рядом, живя в труднодоступных храмах, где изучали и практиковали кровавые ритуалы. У нас было множество имён, но нас всегда одинаково почитали. Некоторые мои Дочери стремились к независимости больше остальных, и они расставались со мной, создавая собственные культы и поддерживая страх в смертных сердцах. И поэтому я смеялась, когда христиане начали подавать свой голос, смеялась, когда их гнали и казнили в Риме, как смеялась над казнью Христа – ведь сам Божий Сын был отвергнут людьми, в то время как я сумела приспособиться и сделать их своими слугами. Тогда я ещё не знала, к чему это приведёт.
Мы не были готовы к войне с Первым поколением – слишком редки были межклановые стычки, а люди такими способностями никогда не обладали. За две сотни лет Матери потеряли многих Дочерей, и я потеряла свою Первую.
Больше я не смеялась.
Теперь мы выжидаем в Праге, обосновавшись в тенях на самом далёком от церквей и соборов краю города в особняке, полном безмолвных подчинённых марионеток. Среди моих Дочерей немало тех, кто смыслит не только в искусстве охоты или магии, но и тех, кто своими умениями помогает накапливать богатство и влияние нашего рода. Мы нанесём удар, когда будем готовы, и наш клан кровавой рекой смоет весь мусор и лживые религиозные твердыни.