Ее изначальной стихией всегда было пламя. Огонь, который зарекся погаснуть лишь в случае, если то потребуется для спасения Матери. Он будет извиваться стройными языками или же бушующим пеклом пожирать кроны сосен. Он обратится пылающим солнцем, что безжалостно расчленяет гелий до углерода, растапливая ледяные хвосты пролетающих мимо комет. Ничто не укроется от Адского Волка, готового силой огня изничтожить любую опасность, даже самую потенциальную и гипотетическую. Потому что ничто просто не достойно быть угрозой для столь важного и непревзойденного существа, как Мать клана Малефикус, в которой Асгерд видела свое божество.
-Мать, позволь задать тебе вопрос.
-Я слушаю тебя, Асгерд, - голос, в коем звучала вольность ветра и мирный перезвон родника.
-Почему ты используешь силу воды, если тебе открыты все стихии? Чем ей уступает огонь, могущий снести все преграды?
Улыбка, не лишенная хищности острых клыков, столь снисходительна, будто перед Матерью не рослая женщина тридцати с лишним лет, а дитя, далекое от глубинных пониманий столь естественных первопричин.
-Огонь - это начальное олицетворение вампиризма. Он поглощает материю, разъедает ее, дабы использовать для своего горения. Это настоящее. Резкий импульс, требующий своего здесь и сейчас, - бледная ладонь распахивается тонкими пальцами, являя своей дочери огненный шар, источающий тепло, живущее за счет пожираемого кислорода. Но еще секунда - и длань сжимается в кулак, из которого начинает вытекать прозрачная влага. - Вода - это иной уровень. Она олицетворяет бесконечность, что потенциально отведена нашему бессмертному существованию. Вода испаряется, поднимаясь на небеса и возвращается проливными дождями спустя дни, недели и годы. Потому вода - моя любимая стихия. Сколько не испаряй ее беспощадным пламенем, она все равно вернется и зальет собой неистовый огонь.
   В этом ли была сила прежней матери Малефикус? Из всех доступных элементов живой и неживой природы она предпочитала ту, что могла как огибать преграды женской прозорливостью, так и вставать непреодолимой ледяной стеной, защищая то, что достойно быть защищенным. И сколько не практикуйся в стихиях, сколько не вслушивайся в вихри атмосфер, несущие кучевые войска облаков - никогда до конца не познаешь истинную силу, пока не отступишь. Но разве могла Асгерд позволить себе отступить? Она готова была разойтись ядерным грибом до самых вершин греческого Олимпа, но не двинуться с места перед лицом препятствий. Мудрость и самопознание, дыхание мира и дрожь земли - как могло это осесть на дне пониманий Первой Дочери, если изначально дух ее был полон ярости и неуемного буйства? Это даже не было злобой или непреодолимой обидой, скорее безграничным напором энергии, что рвала ее из самых недр. Фенрир был рожден в огне преисподней и в нем же был готов подохнуть, но нестись напролом, пока не протаранит границы мира, выливая его содержимое в бесконечный космос.
   Воспоминания ненавязчивых, но доходчивых пояснений Матери эхом отдавались в нейронных трассах головного мозга. Сама же Асгерд стояла на высоком обрыве, на который внизу накатами налетали пенистые волны. Ветер на такой высоте мог запросто сдвинуть фигуру,   ограниченную в росте и крепости, да и просто любую, принадлежащую человеку. Но ноги бессмертной, облаченные в грубые сапоги, подбитые мехом, стояли ровно, будто вросли в каменистую почву. Лазурь глаз вперлась в бескрайний простор темного моря, шумящего в своей волновой мощи, еле умещавшейся в границах обзора. Выбрала ли мать эти темные глубины для упокоения своего духа? Ее сила бурлит в венах своей Первой Дочери, ставшей новым Матриархом клана, но использовать ее без уяснения последних вопросов Хильборг не решилась бы. Это ли есть сила? Не инфернальное, испепеляющее все, пламя, а водная гладь, чьи масштабы не в состоянии повторить ни один пожирающий леса пожар? Так почему же Асгерд все еще не может принять эту истину? Белесые брови грозно сошлись над переносицей, а пальцы сильнее сжались в кулак, выражая готовность к последнему испытанию.
Если Мать и правда выбрала тебя, стихия вод, так покажи мне эту силу. Покажи мне свою мощь. Докажи мне, что ты достойна быть щитом и неукротимой стихией, сбросившей с трона всех божеств, которых легенды наградили трезубцами и нарекли повелителями морей.
   Рослая фигура срывается с места. Шаг, второй, третий, а затем - прыжок, прямо с обрыва, в объятья безразличных в своей массивности волн. Полет вниз, через холодные скоростные потоки, начавшие безудержно трепать меховые одежды и лишенные цвета волосы. Ближе, еще ближе. Чтобы познать, что стихия воды тоже достойна быть признанной воинским духом новой Матери. Чтобы в последние мгновения, когда роговица глаз еще не захлебнулась в морозном приливе, узреть образ прошлой Матери, вспомнить ее наставления, ощутить в себе ее кровь и слиться с этим осознающим все естеством.
Покажи мне, что ты сильнее огня, ставшего мне избранным орудием. Дай понять Ее выбор.
   Издалека кто-то мог узреть, как крошечный силуэт разбивается о волны, прощаясь с этим миром столь фатальным решением. Но там, где бессмертная плоть столкнулась с морской стеной, где кости способного выжить существа треснули от непомерного могущества водных масс, прервалась не жизнь, а былые, неверные установки. Преисподняя была потушена новым выбором. Адские котлы были залиты иной стихией, а огненные прожилки на шкуре Фенрира обратились ледяным узором, собирающимся в голубое тату. То, что не смогла принять Первая Дочерь при жизни своей Матери, было принято лишь после ее ухода. Вода и правда оказалась много плотнее камня. Много вольнее ветра. И много смертоноснее огня. То, что Мать назвала олицетворением бессмертия, неуемного и непрестанного, все же открыло глаза слепому щенку, предварительно раздавив их в глазницах при столкновении. Плоть восстановится, раны и увечья подчинятся излечению. Но из всего набора стихий, одна наконец смогла слиться с духом бессмертного с северных земель.

   Смена стихийных предпочтений - лишь начало пути. Хильборг уже открылись новые грани необузданных элементов, но с новым уровнем восприятий каждую страницу былых учений следовало бы пролистать еще раз. Или два. Чтобы взглянуть на читанные строки иначе. Пока это не сделано, разве можно брать в свои руки ответственность за родной клан? Он достоин настоящей Матери Малефикус, по чьим жилам разливается гармония и самоприятие. В чьем взоре искрится мудрость и знание, а не извечный юношеский поиск, далекий от завершающей точки. В любом случае, уход, пусть и временный, был неизбежен. Что для вечной жизни один год? Лишь минута, когда новый правитель отходит в сторону от трона, дабы напоследок вспомнить наставления предшественника.
   Знакомые северные земли норвежских лесов стали Асгерд молчаливой кельей, в коей можно тщательно разжевать каждый кусок предоставленных ей знаний. Это больше походило на паломничество, неустанное скитание, где каждая тропа ведет не к пастбищам и стаям зверей, а к распутыванию еще одной загадки. Хильборг всегда знала, что этот день настанет. На то она и Первая Дочь, чтобы однажды стать Матерью. Но если бы обретенная власть ограничилась лишь местом на троне и признанием бессмертного народа, разве бы оказалась она здесь, в этой заснеженной глуши? Статус Матриарха требовал чего-то большего, чем способность управлять жизнями. Он требовал работы над собой, неустанной и глубокой, которой, возможно, и не потребовалось бы, будь сама Хильборг более пригодной для подобного звания. Все равно, что наряжать зверя в людские одежды, чему он и не противится даже, но анатомию не перекроить так же быстро, как обшитые золотом наряды. И чем больше месяцев проходило в этих блужданиях по северу, тем сильнее выпрямлялись волчьи лапы,обретая человеческие очертания. Звериный хвост обращался лишь частью меховых одежд, а зубастая пасть стянулась до темного изгиба женских губ. Асгерд всегда следовала за Матерью, как верный зверь следует за вожаком, хоть в огонь, хоть в воду, хоть под землю и сквозь ветра. Такой простой ориентир - чье-то величие. Когда же он теряется из виду, вселяясь в самого тебя, куда ступать дальше? За кем и в честь кого? Собаке самой пришлось стать хозяином, так разве могли эти перемены случится в ту же секунду, как былой Матриарх ушла на покой? Двенадцать месяцев - такая малость, если учесть, сколько всего требовалось исправить и перекроить.

Отредактировано Asgerd Hilborg (2015-06-24 10:24:00)

Закрытые веки принимали холод дикого ветра. За этот год внутренний голос Асгерд, тот, что делает каждого из нас обособленной личностью, слился с окружающими ее просторами, полными животных и растений. Жизненный огонь, пульсация перетекающей энергии жизни, разве не так это именуется? Зарождается зелень, кою поглощают травоядные. Взрослеют особи травоядных, становящихся затем кормом для хищников. Стареют хищники, становясь питанием почвы, из которой затем прорастают зачатки нового круговорота. Это похоже на расширяющуюся и сужающуюся вселенную, что в крупном масштабе дублирует биение сердца и ритмичность дыхания. Раз за разом, бесконечность за бесконечностью. Как не узреть в этом столь естественную красоту? Тот луч, что был соткан из изначально близкого Асгерд огня, мутировал. Фундамент и сама основа сменились. Теперь по позвоночному столбу струится поток водной стихии, если быть точным - сила воды кристаллической. Самого льда. Глаза открываются, а в их голубой свежести стоит настоящая зимняя стужа, плотная, крепкая, собранная. И вокруг нее пустились в пляс огонь, ветер, земля, сливаясь в один крепкий столб внутренних резервов.
В этом существе нет больше сомнений. Матриарх лишен роскоши сомневаться и надеется на кого-то, кроме себя. Подобная ответственность - быть нерушимым могуществом, держалась на плечах Матери, создавшей Хильборг. И теперь она, вместе с силой, перекачивала в иное бессмертное тело. Песочные часы заканчивают отсчет, последний кристалл падает на песчаный бархан. Отсутствие общества и разумных существ помогли вынужденному паломничеству добраться до главной точки - духовное созревание, закономерно заканчивающееся расцветом. И вместе с ним наружу начал пробираться инстинкт Матери. Тот, что знаком только ей из ряда бессмертных и передается от Матриарха к Первой Дочери, когда та получает статус своей покойной создательницы. Теперь и Асгерд смогла ощутить этот неслышимый ранее голос, что звал ее, вынуждая подняться с места, отвлекаясь от своих медитаций под открытым небом. Она еще не до конца понимает, что за тепло манит ее к лесной полосе, но инстинкт подсказывает - ступай и ты все поймешь окончательно.
   Шаги ног в военных сапогах, подбитых мехом. Теплая шкура наброшена на широкие плечи, а спереди прикрывает лишь бока тренированного тела, оголяя торс и грудину, ничуть не страшащиеся северных ветров. Лес все ближе, а голос все отчетливее, так что Асгерд остается лишь свести брови, поглядывая то на одно хвойное возвышение, то на другое. Что гонит рыбу на нерест, медведей разводит по парам, а оленей заставляет биться рогами за одно из самых естественных и узаконенных природой побуждений? Продолжение рода. И когда в глуши слышится вой диких волков, ноги сами срываются с места. Пульсация становится невыносимой. То, что Матриархами других кланов воспринимается, как непроизвольное желание, у Матери Малефикус, говорящей с инстинктами напрямую, превращается в настоящий и неудержимый порыв. Кто встанет у руля, когда тебя не станет? Кто позаботится о клане, если твоя неопытность и оплошности поставят на кон твое существование? Большая часть Матерей рано или поздно уходит, не важно, по своей воле или случайности, но уходят. Так как смеешь ты, юный Матриарх, ставить под угрозу свой клан, ведь в любую секунду ты, пусть чисто теоретически, но можешь расстаться с жизнью, оставив своих поданных без нового вождя?
   Средь столбов многовековых деревьев показались живые тени, мрак которых спустя секунды обратился серой шерстью. Вой волков совсем близко, как и их выносливые тела, сопровождающие бег высокой фигуры в волчьих шкурах. Асгерд видела свой эскорт, чувствовала, как со всех сторон, рядом с ней, через лес несутся хищники, будто рванувшие за своим законным вожаком. Хильборг знала эту стаю, когда была еще человеком, а получив бессмертие и новые способности, с готовностью могла с ними породниться. Барабанная дробь инстинктов все еще гонит вперед, пульсируя в висках. Через овраги, ловко минуя стволы деревьев, спрыгивая с возвышений, приземляясь на корточки, так что в этот миг ее силуэт еще более походил на звериный, но тут же поднимаясь и пускаясь в дальнейший интенсивный бег. Шаг за шагом, шаг за шагом, опережая самого быстрого волка стаи, прорываясь вперед, туда, куда гонят голоса. Клыкастые звери не отступают, будто бы Матриарх вела их к заветной и ослабевшей добыче. Или же они просто хотели составить ей компанию, подтверждая верность пути?
   Там, определенно там, где глушь граничит с поселением. Именно там, где слышатся детские визги. И там, где медвежий рев сотрясает кроны. Холодный взгляд рыщет по лесным просторам, дергаясь то вправо, то влево, то вперед, пытаясь увидеть конец своего пути. Волчье сопровождение редеет, ведь они уже переступили черту, где начинает пахнуть человеком. Смертным человеком. Лишь изголодавшийся после спячки медведь мог рискнуть выбраться так близко к людям. Бурая туша, вставшая на задние лапы, а перед ней..
   То был не охотник и не воин. Женщина, последними словами прогоняющая детей, дабы те успели спастись. Асгерд еще не добралась до места в своем беге, но и на таком расстоянии она смогла узреть взгляд, полный непоколебимой упертости. Смертная готова была отдать самое дорогое, что у нее есть - свою жизнь. И лишь потому, что нашла для себя сокровище много более драгоценное - самоотверженное материнское бесстрашие. Детеныши ее племени, может даже ее собственные, оказались в опасности, которую сейчас она готова была отвести своей же хрупкой плотью. Если закрыть глаза, концентрируясь не на материи, а на энергиях, что сия материя источала, можно было узреть заместо женской фигуры широченный столп непреклонной воли, но направленный не на агрессию, как бывало у мужчин, а на защиту, неотступную и окончательную. Как волчица готова до последнего грызть врага и, даже с проломленным черепом, не отпускать его, пока волчата не будут в безопасности, так же и смертная с пепельными волосами, прекрасно осознавая свою тщедушность на фоне вставшего на дыбы зверя, не намерена была отступать. Как настоящая Мать. Настоящая..
   Медведь рванулся в атаку, но смертной женщине удалось увернуться. Лишь везение, ведь в ловкости и уж тем более мощи бурому стражу леса не занимать. Тяжеловесная когтистая лапа заносится над пепельными локонами. Еще секунда, за которую Асгред успевает не просто подбежать, а почти подлететь к месту стычки, четкими движениями рук подчиняя стихию севера. Снег враз начинает таять под неистовой тушей, кристаллы жидкости уплотняются, меняя свою структуру и та молниеносно выстреливает вверх острыми кольями, целым войском беспощадных ледяных сталагмитов. Прочная шкура на брюхе и горле зверя пробивается насквозь благодаря ускорению и заточенным остриям, так что белый ковер вмиг орошается алой медвежьей жизнью. Еще несколько жалких булькающих звуков испускающего дух животного, после чего враз наступает мертвая тишина. Любая смерть должна иметь причины, более весомые, нежели забава или потеха. Выживание или спасение, стычка двух зверей, прекрасно знающих, что любое столкновение может закончится для них фатально. Медведь видел в смертных свою добычу, но попался под удар хищника, много более сильного, а потому потерпел поражение. Беспощадный закон пищевой цепочки. Бледная сильная рука опускается на массивную голову, изо лба которой торчал ледяной кол. Твой дух знал, на что шло твое тело. Смертная защищала детей, а я выступила на защиту своего будущего чада. Материнский долг, обретший исполнение, всегда одобрялся природой, так что смерть твоя не пуста. Прощай, дикий зверь.

Человек сих времен еще не был соблазнен наукой и материализмом, в коих он успеет утонуть в далеком будущем. Его мозг еще не мутировал в запрограммированную пластину из чипов и проводов, где хранятся знания возможного и невозможного, реального и нереального, где все, что не описано в научных трудах, вступает в резонанс с рассудком, ставя под сомнение его здравость. Нет, сейчас, в веке семнадцатом, еще были места, где невиданные чудеса не пытаются пояснить и осознать, их просто видят и в них просто верят, называя то явлениями духов или божеств. Наверное, таким божеством и стала для смертной женщины Асгерд, явившаяся, словно из неоткуда, дабы спасти несчастную от, казалось бы, неотвратимой гибели.
   Пульсация медвежьей массивной жизни замолкла, обозначая окончательную смерть животного. Но значит ли это, что человеку уже ничто не угрожает? И что гибель миновала его? Увы, жизнь Рагны была лишь продлена на считанные минуты, но не более того. Ледяной взгляд, покрытый плотной коркой звериной устремленности, наблюдал за склонением женщины, а слух воспринимал эти мелодичные звуковые колебания, что назывались голосом. И если в точку назначения Асгерд неслась под барабанный бой инстинктов, то, столкнувшись с искомым лицом к лицу, все же выудила из недр своего сознания благоразумие. Понятное дело, что ранее Хильборг не имела сил и возможностей даровать кому-то бессмертие. Пополнять свой клан новыми последователями могла Мать и только Мать, начав с Асгерд, даруя ей тем самым свое наследие, а закончив последним неофитом, что встал в ряды Малефикус. Теперь очередь нового Матриарха принимать подобные решения. Теперь она должна взвешивать все за и против перед тем, как даровать кому-то свою кровь. Но если все последующие обращения должны пополнить генофонд клана исключительно достойными и качественными претендентами, то создать Первую Дочь Хильборг должна была не только для клана, но и для себя самой, ведь прекрасно понимала, сколь важную роль та будет играть в ее будущем. Всегда рядом. Всегда под рукой. Всегда на расстоянии мысленного обращения. Для своей Матери Асгерд всегда была тенью, неустанно следующей за своей создательницей, пока на ту падал свет чужих надежд и почета. Но какой должна быть ее собственная "тень"? Какие черты Матриарх был бы готов узреть подле себя, не чувствуя ни грамма дискомфорта и напряжений, несмотря на свою любовь к уединению?
   В той смертной, что готова была отдать свою жизнь ради спасения детей, Хильборг видела волю и мужество, но они будто были несколько иной природы, нежели у самого Матриарха. Избранница проявила бесстрашие, но вместе с тем сохранила в себе все те черты, что делают женщину женщиной, а не неким ее подобием, коим некоторые считали Асгерд. Не это ли то недостающее звено, кое способно будет дополнить собой и своей степенной мудростью тяжеловесный ореол воинственной энергетики новой Матери? Плюс и минус. Минус и плюс. Вряд ли Асгерд сможет держать подле себя кого-то столь же резкого и напористого, какой была она сама. Нет, клану нужно иное. Матриарху нужно иное. Мужская энергия - это сила разрушений и бунтов. Это воинский дух, совращенный возможностью все решать силой. И пусть Асгерд встала на планку выше, что в плане осознаний, что и в плане сдержанности, этот мужской импульс все еще бегал по ее бессмертным жилам, неизгладимый и ярый, насилу принужденный к созиданию. Смертная же, кажется, была более совершенна в этом балансе между волей и смирением, силой и мягкостью, стремлением и покоем. Совсем как.. да-да, то было кощунственное сравнение, но все же - совсем как почившая Матерь. Стихия воды, которую Хильборг смогла принять, пусть нутро ее все еще горело неистовым пламенем.
-Поднимись, - приказ порывом холодного ветра метнулся к склоненной женщине, так что даже разметал ее светлые волосы по плечам и спине. Голос Матери оброс гулким эхом, а звучание двоилось и даже троилось, словно говорила не она одна, а духи прошлых Матриархов, заполнившие ее тело. И когда смертная поднялась с колен, вампир сделал шаг, враз вдавливая толщу снега к земле, затем второй - так что можно было ощутить приближение горной лавины. Третий - пока глаза завладевают взглядом избранной женщины. Разница в росте дает о себе знать - голова Матери наклоняется, ведь стоят они уже вплотную, так что еще немного и мех, скрывающий поджарую грудь, начнет ласкать щеку отважной смертной. - Свое будущее ты должна принять стоя. И никак иначе.
   Да, Хильборг хотела, чтобы это стало новым правилом клана Малефикус - принимать гибель своей смертности, не смея пасть на колени или согнуться в беспомощном бессилии. Боль - стой на месте. Страх - стой на месте. Неизвестность - стой на месте. Дабы тот стержень, что именуется волей, встал штырем вдоль позвоночного столба, не смея гнуться и корежится под гнетом невзгод. Широкие ладони сжимают плечи смертной по бокам, дабы не дать ей шансов не только ринуться прочь от неизведанного, но и ослаблено рухнуть, когда дело будет завершено.  Тиски эти определенно не принадлежали человеку, ведь даже пронзи рослый силуэт сотнями копий и стрел - сила в руках не уймется.
-Ты все обдумала, Асгерд? - звучит голос прошлой Матери в голове. И на вопрос тут же слышится четкий и холодный ответ. - Да.
   Резкое склонение головы и плеч, а после - вонзание острых клыков в горячее тело. Живой океан алой жизни мигом метнулся наружу, заполняя собой звериную пасть. Перед тем как даровать - нужно отнять. Перед тем как заполнить сосуд новым предназначением - опустошить старый. Вместе со смертной кровью Хильборг испивала смертную жизнь, клокоча в собственных недрах от непомерного восторга, дикого, яростного, буйного. Барабанная дробь вновь запульсировала в душе и теле, отбивая новый ритм, где к одному массивному и тяжелому звуку прибавляется второй, в то время как две судьбы переплетаются плотным канатом.

Отредактировано Asgerd Hilborg (2015-07-21 08:45:35)