«Определенно. Черный – цвет скорби». Женщина неторопливо перебирала меж указательным и большим пальцами натянутую бархатную ткань рукава платья, закусив губу и размышляя о своем сквозь нагрянувшую на пиршество суету. Никто не предполагал такого развития событий. Совершенно никто. И этот расклад определенно был более чем неудачным. Для всех. Для каждого из присутствующих, независимо от того, по какую сторону баррикад они находились и в курсе ли вообще об их наличии были. «Задницей чуяла, что нечего мне здесь делать. Вот же дерьмо... Дерьмо. Дерьмо!». Преступник громко наследил, оставив после себя такую смерть. Да, для кого-то она будет как всегда безликая, пронизанная шумом поначалу и громогласным молчанием в конце. Костлявая же забирает всех и каждого рано или поздно, правильно? Но это был не тот случай. Это было… Смело. Да и, что уж скрывать, достаточно умно, беря во внимание колкие отношения между дочерями ночи и божьими избранницами. Кто бы это ни был, проклятья из уст многих уже лились на голову убийцы. По крайней мере, Сиел уже поминала неизвестного множественными бесами.
Кадия наконец начала подавать признаки жизни, более тесно стиснув челюсти, отчего более явственно проступили линии скул, выдавая в висевшем на ее до этого безразличном лице волнение. Скупое и жесткое, правда, но это лучше, чем ничего и пустой взгляд, проходящий сквозь любое живое недостойное внимания препятствие, взгляд, достойный настоящего манекена. Все катилось к чертям, переворачиваясь с ног на голову. Впервые в жизни почему-то захотелось провалиться сквозь землю. Наверное, от того, что теперь разговора с Матерью никак не избежать. Правильно шептались, что нечего здесь нечистокровным делать. Нужно было уйти раньше. Нужно было. Почему же она не послушала свой внутренний голос?..
– Твою мать, – зло прошипела немертвая, расслышав слова первой из пришедших в себя барышень, сквозь робкий шепот, волнами гуляющий по залу. Не выдержав и все-таки отойдя от перил балкона, с которого она созерцала незапланированное представление доселе, циркачка развернулась на пятках обуви и поспешила спуститься. Подол одежи зашелестел по ступеням. Легкая шифоновая вуаль, скрывающая огниво волос, отлетала в сторону, рухнув на мрамор, но оставшись без внимания. Пуговица высокого ворота соскользнула с петельки, потом еще одна и еще… Все это душило, хотя раньше надежно скрывало нежную кожу, позволяя той демонстрировать себя только на лике владелицы. Теперь открыто же было все вплоть до декольте. Грудь неистово вздымалась, будто бы одетая в черное была поистине жива. Черт возьми... Да она же никогда не любила пиршества и этот неудачный эксперимент только усиливал ее нелюбовь, превращая ее чуть ли не в ненависть. Пару часов скуки обернулись глобальной проблемой. «Дерьмо»: оскалившись вновь каркнула она в голове, прорываясь сквозь поток застывших людей и нагло сплевывая себе под ноги через щель в зубах. Что монахинь, что вампирш, похоже, принимали за голодных шавок, где соблазнительной костью стал хладный стан аббатисы. Это нельзя было проигнорировать, каким бы соблазнительным этот выход из положения не был. Но сейчас нужно было думать не о чужой шкуре, ведь для спасения таковых нужно было избавить от проблем вначале свою…

Анежке все вокруг было интересно. До того, как ее отправили в монастырь, она только-только начала выезжать в свет и не успела толком вкусить всех удовольствий этого нового для себя мира, как всё закончилось. Оказывается, ей уготованы четки и ряса вместо бальных платьев и молитвы и заунывные песнопения церковного хора вместо гремящего оркестра. Поэтому нечего и говорить, что она очень обрадовалась, узнав, что не все так плохо, и монахиням этого ордена позволено несколько большее, чем другим... Может, ее радость и была греховной, но Анежку никак нельзя было назвать святой. Если бы она не узнала об обстоятельствах своего появления тут, все пошло бы совсем по-другому. Но теперь... Ворличек не чувствовала себя полностью обязанной соблюдать запреты, только посвящение и получение силы несколько смирило ее бойкость. Но тем не менее - Анежка про себя решила, что свое целительское искусство она будет использовать на благо людям, а разве этого недостаточно? Разве она не делает добро? И, в конце концов, она ещё не монашка. Да и что плохого в том, что она будет присутствовать на балу? Ведь даже Миша - а именно она взяла белокурую послушницу с собой - там будет. А раз уж ей можно, то почему Анежке нельзя? Тем более, одета сестра Ян сейчас была ну совсем не по сану. И ничего, даже аббатиса, присутствовавшая здесь, ей ничего по этому поводу не сказала. Кстати, да - ведь и сама матушка тожакже не отказалась от присутствия на балу! Тогда уж точно нечего сомневаться. Настоятельница также ничего не сказала и самой Анеше по поводу её наряда. На юной послушнице было длинное светлое воздушное платье - Тереза постаралась, кто же ещё. Анежка благоразумно не стала спрашивать, где она его взяла. Платье Ворличек очень понравилось, вот только, правда, несколько смущал вырез... Но Тереза и слышать ничего не хотела, намекнув, что Михаэле понравится. Разумеется, она уже давно раскрыла тайну Анежки... Да и у подруг не было секретов друг от дружки. Впрочем, по блондиночке, наверно, и так все было видно... Если аббатиса что-то и подозревала, то по неизвестной причине молчала.
Аня и сама не знала, как ей скрыть свое чувство к Михаэле, которое пробивалось сквозь нее, как цветок сквозь асфальт. Что-то подсказывало ей, что это неправильно, так не должно быть... И дело только в греховности ее любви. Зачем сестре Ян сопливая девчонка, не блещущая красотой и талантами? Миха - одна из лучших мечей, Анежке, чтобы стать чем-то, хоть отдаленно похожим на нее, еще ох как долго трудиться... А пока она для Михаэлы - просто досадная обуза. Впрочем, в последнее время сестра стала с Аней гораздо мягче, привязаться, может, и не привязалась, но... привыкла, что ли. Интересно, поняла ли она? Даже,е сли и поняла, то этого не покажет. Она же словно стальная...
Правда, сейчас эти грустные мысли не тревожили юную послушницу. Она, увлекшись, вовсю вертела головой, приоткрыв пухлые губки и восторженно разглядывала все вокруг. Разумеется, распоряжение Михи держаться рядом вылетело у нее из головы в неизвестном направлении. Частенько Анежка ловила на себе любопытствующие взгляды, отмечающие хорошенькую юную девушку, но не обращала на них внимания.
Вот только эйфория быстро закончилась, и выдернула из нее блондинку не кто иная, как сама сестра Ян, неизвестно откуда выросшая, как из-под земли. Категоричный и не терпящий возражений тон мигом спустил послушницу с небес на землю. Когда Миха становилась такой - ничего хорошего это не предвещало. Холодок неприятного предчувствия закрался в сердечко Анежки, и она торопливо последовала за своей наставницей, гадая, что же могло произойти.
Однако действительность превзошла самые худшие догадки.
С губ Анежки сорвался вскрик, когда она увидела распростертое на полу тело аббатисы. Вихрем она подлетела к матушке следом за Ян, но даже беглого сканирования было достаточно, чтобы с уверенностью сказать, что делать что-либо уже поздно - душа настоятельницы успела отлететь на небеса.
- Боже... как же так...
Мозг напрочь отказывался верить в увиденное. Матушка была всегда! Да, она была строга, порой сурова, но справедлива. В ней чувствовалась огромная сила, на голову выше всех монахинь. Как от нее могло остаться лишь бездыханное тело? Это невозможно! Кто же ее теперь заменит? Да и способен ли вообще кто-то заменить такого человека...
- Нет... - сдавленно прошептала Анеша, когда до ее слуха донеслись слова молитвы Ян. - Нет, нет, пожалуйста... Так не может быть...
В бессилии она упала на колени, схватив еще не успевшую похолодеть руку настоятельницы и прижалась к ней лицом, не в силах сдержать слезы.

Подобрал подол платья я перемещаюсь чуть ближе к выходу, дабы видеть картину целиком. Я не хочу ничего упустить. Поведение людей так заводит, они в ужасе и предчувствии чего-то интересного. Лишь некоторые из них задумываются о том, что это один из рычагов начала новой войны, пусть так. Пусть многие из них пока что пребывают в счастливом заблуждении, говорящем, что никакой войны не будет, вампиры будут в намордниках, а монахини сильны и могущественны. Бедные людишки, обожающие самообман во имя успокоения души и рождения сплетен. Сегодняшняя сплетня - Аббатисса отравлена властями, в виду недавнего накала между ними, что обсуждался в газетах.
Каждый верит во что хочет. Кто-то в то, что убийства происходят лишь ради монополизации государственной власти, а кто-то со страхом в глазах думает о том, что станет следующей жертвой вампира. Краем глаза вижу Бланку и вот тут уже чувствую, как напрягаюсь. Ни беснования гостей, ни смерть этой старой шлюхи не взволновали меня, тогда как присутствие моей белокурой администраторши создает проблемы. Ее нужно увести отсюда. Зачем, спросите Вы, ты хочешь ее увести отсюда. Затем, что она последняя говорила с Аббатиссой, следовательно, ее разум будут шерстить монашки. Им вовсе не требуется знать о том, какая сеть из чинуш и властей у меня в руках.
Шагом, что нельзя назвать ни торопливым, ни степенным, я подошла к своей подчиненной, тут же создавая в ее рассудке образ Яна и надевая его на себя. Что-что, а дурить зрительное восприятие людей - мое любимое занятие.
Она смотрит на меня непонимающе и чуть испуганно, молчит и замерла, будто статуя, однако видно, как в ее пальцах подрагивает бокал. Я забираю его, мимолетно коснувшись ее руки своей, и ставлю на стол:
- Вечер, Бланка, - и обращаю свой взгляд в сторону Аббатиссы, ожидая ответа девушки. Время еще есть.
- Господин Ян, я... - начала она за мгновение до моего приветствия, - Вечер, да, что происходит? - и мысли в сумбуре, могу понять, несмотря на то, что обычно ей присуща собранность и сосредоточенность. Видеть, как рушится строй монахинь - тяжело для людей, что привыкли видеть в них некий нерушимый строй.
- Уходим, - подав ей локоть, увожу Бланку, чтобы после внушить ей определенный строй событий, где не было меня, а ей поплохело и она решила поспешно уйти сама, дабы не пришлось зеленеть на глазах гостей.

Возвращаюсь в зал уже не в своем образе, примеряя личину дурочки-кумушки и прибиваюсь к толпе таких же, периодически болтая ниочем лишь ради того, чтобы создать впечатление. То, которое вынудит "расследователей" не трогать меня, в виду нежелания терпеть потоки ненужной информации. Они начали, уже вижу, как пробираются к одной из дамочек, что так пуще прочих среагировали на смерть Аббатиссы.